←К оглавлению

Карлос Кастанеда – Огонь изнутри

Глава 6
Неорганические существа

На следующий день я неоднократно просил дона Хуана объяснить, почему мы так внезапно покинули дом Хенаро. Но он наотрез отказался даже упоминать о том, что произошло. От Хенаро я тоже ничего не добился. В ответ на все мои вопросы он лишь подмигивал с дурацкой ухмылкой.

Во второй половине дня дон Хуан появился во внутреннем дворике своего дома. Я в это время находился там, беседуя с его учениками. Как по команде, все они поднялись и вышли.

Дон Хуан взял меня под руку, и мы двинулись вдоль галереи. Он молчал, и некоторое время мы просто прохаживались вокруг дворика, как будто гуляли по городской площади.

Дон Хуан остановился и повернулся ко мне. Потом он обошёл меня, рассматривая с головы до ног. Я знал, что он видит меня. Меня охватила странная усталость, какое-то чувство лени. Я не испытывал его до тех пор, пока глаза дона Хуана не пробежали вдоль моего тела. Неожиданно он заговорил:

– Ни я, ни Хенаро не хотели говорить о том, что случилось ночью, вот по какой причине: когда ты был в неизвестном, ты очень сильно испугался. Хенаро втолкнул тебя туда, и там с тобой что-то происходило.

– Что именно, дон Хуан?

– Объяснить тебе это сейчас по-прежнему сложно, если вообще возможно, – сказал он. – Для того, чтобы идти в неизвестное и отдавать себе отчёт в том, что там происходит, тебе не хватает свободной энергии. Выстраивая истины об осознании в определённом порядке, видящие увидели, что первое внимание потребляет всё свечение осознания, которым обладает человеческое существо. Свободной энергии при этом практически не остаётся. Вот в чём твоя нынешняя проблема. Рано или поздно каждому воину предстоит проникнуть в неизвестное. Поэтому новые видящие рекомендуют экономить энергию. Но откуда её взять, если вся она задействована? Новые видящие говорят: свободную энергию можно добыть, искореняя привычки, которые не являются необходимостью.

Дон Хуан остановился и спросил, есть ли у меня вопросы. Я поинтересовался, что происходит со светимостью осознания при искоренении ненужных привычек.

Он ответил что осознание в этом случае выходит из состояния замкнутости на самом себе, обретая свободу для концентрации на чём-нибудь другом.

– Неизвестное неизменно присутствует здесь и сейчас, – продолжал дон Хуан, – однако оно находится за пределами возможностей нашего нормального осознания. Для обычного человека неизвестное является как бы ненужной, лишней частью его осознания. А становится оно таковым потому, что обычный человек не обладает количеством свободной энергии, достаточным для того, чтобы отследить и ухватить эту часть самого себя.

Ты идёшь по пути воина уже достаточно долго. И способен ухватить неизвестное. На это у тебя свободной энергии хватает. Но для того, чтобы понять неизвестное или хотя бы запомнить, её у тебя явно недостаточно.

Затем дон Хуан объяснил что там, на плоском камне, я погрузился в неизвестное на очень большую глубину. Но пошёл на поводу у свойственной моему характеру склонности всё преувеличивать и поддался чувству неописуемого страха. А это был наихудший из всех возможных вариантов поведения в данной ситуации. Когда же, совершенно ошалев, я выскочил из левостороннего сознания, за мной, к сожалению, тянулся хвост из превеликого множества странных вещей.

Я сказал дону Хуану, что он увиливает, и что ему следует прямо сказать мне, какие именно странные вещи я оттуда выволок.

Дон Хуан снова взял меня под руку, и мы двинулись дальше. Он сказал:

– Рассказывая об осознании, я хочу, чтобы всё с самого начала было расставлено по своим местам. Поэтому давай-ка немного поговорим о древних видящих. Как я уже отмечал, Хенаро очень похож на них.

И дон Хуан повёл меня в большую комнату. Там мы сели, и он продолжил:

– Знания, накопленные за века древними видящими, приводили новых видящих в ужас. Это и понятно: ведь новые видящие понимали, что это знание ведёт только к разрушению. И в то же время они были буквально очарованы им, в особенности – его практической стороной.

– Откуда новым видящим известны практики древних? – поинтересовался я.

– Новые видящие – прямые наследники древних толтеков. Изучая то, что те оставили им в наследство, они все больше узнают о древних практиках. Вряд ли кто-то из новых видящих ими пользуется, но как составная часть знания эти практики всё равно существуют.

– Что это за практики, дон Хуан?

– Очень странные непонятные формулы и заклинания – многословные магические процедуры, посредством которых можно управлять некоторой исключительно таинственной силой. Таковой, по крайней мере, эта сила была для древних толтеков. Причём они старались всячески замаскировать её, сделав ещё более ужасающей, чем она есть на самом деле.

Я спросил:

– И что же это за таинственная сила?

– Это – сила, присутствующая во всём сущем, – ответил он. – Древние видящие никогда не предпринимали попыток раскрыть тайну силы, благодаря которой были созданы их секретные практики. Они просто принимали её как нечто священное. Однако новые видящие занялись ею вплотную. Они назвали эту силу волей – волей эманации Орла, или намерением.

Потом дон Хуан рассказал, что своё тайное знание древние толтеки поделили на пять разделов, каждый из которых объединял две категории: земля и области тьмы, огонь и вода, верх и низ, громкое и безмолвное, движущееся и покоящееся. Вполне возможно, что существовали тысячи разнообразных приёмов, с течением времени становившихся всё более и более сложными.

– Тайное знание земли, – продолжал дон Хуан, – касалось всего, что на ней находится. Это были определённые наборы движений, слов и снадобий, которые применялись для того, чтобы манипулировать людьми, животными, насекомыми, деревьями, мелкими растениями, камнями, почвой.

Практики, принадлежащие к категории тайного знания земли, сделали древних видящих совершенно жуткими существами. Тайное знание своё они применяли либо для покорения, либо для разрушения чего-нибудь из существующего на земле.

Дополнением тайного знания земли являлось тайное знание областей тьмы. В эту категорию входили самые опасные практики, имеющие дело с неорганическими формами жизни, то есть с существами, населяющими землю параллельно с органическими.

Древние видящие обнаружили, что органическая жизнь является не единственной формой жизни, присутствующей на земле. Это стало, вне всякого сомнения, одним из наиболее ценных открытий. В особенности для самих древних видящих.

Я не совсем понял то, что он сказал, и попросил разъяснить.

– Органические существа – не единственные создания, обладающие жизнью, – сказал дон Хуан и сделал паузу, как бы давая мне возможность осмыслить это утверждение.

Я принялся спорить. Я выдал длинную тираду по поводу определения жизни и того, что считать живым. Я долго говорил о функции воспроизводства, метаболизме, росте, то есть о процессах, отличающих живые организмы от неживых предметов.

– Ты отталкиваешься от органики, – сказал дон Хуан. – Но это – лишь один из примеров. Не стоит обобщать, опираясь только на одну категорию признаков.

– Но как же иначе? – спросил я.

– Для видящих быть живым – значит осознавать, – ответил он. – Для обычного человека осознавать – значит быть организмом. Видящие имеют несколько иную точку зрения. Для них осознавать – значит иметь некую форму, как бы оболочку, в которой заключены эманации, образующие осознание.

Эманации органических существ заключены в кокон. Однако имеются иные категории существ, оболочки которых не похожи на коконы. Однако внутри этих оболочек содержатся эманации, образующие осознание. Кроме того, такие существа обладают целым рядом свойственных жизни характеристик, отличных от репродуктивной функции и метаболизма.

– Каких характеристик, дон Хуан?

– Таких, как эмоциональная зависимость, печаль, радость, гнев и так далее, и тому подобное. Да, и я забыл самую прекрасную из них – любовь. Такую любовь, которую человек не может себе даже представить.

– Ты это серьёзно, дон Хуан?

– Вполне, – невозмутимо ответил он и рассмеялся. – Если в качестве ключа воспользоваться тем, что видят видящие, жизнь предстанет воистину в необычном свете.

– Но если эти существа действительно живые, то почему они не дадут знать о себе людям? – спросил я.

– Они делают это. Всё время. Они дают о себе знать не только видящим, но и обычным людям. Беда в том, что вся наличная энергия полностью потребляется первым вниманием. Инвентаризация не только поглощает её без остатка, но также уплотняет кокон, делая его негибким. В такой ситуации взаимодействие невозможно.

И дон Хуан напомнил мне те случаи, когда я непосредственно сталкивался с неорганическими существами. За время моего ученичества их накопилось бесчисленное множество. Я возразил, что практически каждому из этих примеров я нашёл объяснение. Я даже сформулировал гипотезу, согласно которой его учение вынуждало ученика принять примитивную интерпретацию мира, для чего и использовались галюциногенные растения. Я сказал дону Хуану, что, никогда прямо не формулируя определение этой интерпретации как примитивной, в терминах антропологии я назвал её «более подходящей для социума охотников и собирателей».

Дон Хуан хохотал, пока не начал задыхаться.

– Честное слово, я даже не знаю, когда ты хуже – в нормальном состоянии или в состоянии повышенного осознания, – произнёс он наконец. – В нормальном состоянии ты не так подозрителен, но зато до тошноты рационален. Я думаю, больше всего ты мне нравишься, когда находишься глубоко в дебрях левой стороны. Несмотря даже на то, что ты жутко боишься всего, что там есть. Как, например, вчера.

Прежде, чем я смог что-либо сказать, дон Хуан заявил, что противопоставляет действия древних видящих достижениям новых, чтобы осветить разные стороны подхода и тем самым дать мне более полное представление о тех странных вещах, с которыми я столкнулся.

Затем он вернулся к практикам древних видящих. Ещё одно великое открытие, сделанное ими, касалось следующего раздела их тайного знания – огня и воды. Они обнаружили, что пламя обладает весьма интересным свойством – оно может телесно переносить человека. Так же, как и вода.

Дон Хуан назвал это открытие блестящим. Я заявил, что, согласно фундаментальным законам физики, такое невозможно. Он попросил меня не делать никаких выводов, а сначала выслушать всё до конца. И ещё он отметил, что мне надо бы следить за своим чрезмерным рационализмом, поскольку он постоянно действует на состояние повышенного осознания. Не в смысле всевозможных реакций на внешние воздействия, но в смысле постоянных уступок склонностям своего характера.

Затем дон Хуан рассказал, что древние толтеки определённо были видящими. Но они не понимали того, что видели. Они просто пользовались своими находками, не особенно заботясь о том, чтобы соотнести их с более общей картиной. В случае с категориями огня и воды они разделили огонь на тепло и пламя, а воду – на влажность и текучесть. Соотнеся тепло с влажностью, они назвали их малыми свойствами. А пламя и текучесть древние видящие считали высшими, магическими свойствами, используя их для телесного перехода в область неорганической жизни. И как в трясине безнадёжно увязли где-то в промежутке между знанием этого типа жизни и своими практиками огня и воды.

Новые видящие согласны с тем, что открытие неорганических живых существ действительно является необычайно важным, однако совсем не в том смысле, в каком считали его важным древние видящие. Оказавшись один на один с другим типом жизни, древние видящие обрели иллюзорное ощущение собственной неуязвимости, ставшее для них роковым.

Я захотел, чтобы дон Хуан в подробностях описал мне практики огня и воды. Он сказал, что знание древних видящих было настолько же замысловатым, насколько бесполезным, поэтому он намерен ограничиться только его обзором.

Затем он коротко остановился на практиках верха и низа. Тайное знание верха касалось ветра, дождя, молнии в небе, грома, дневного света и солнца. Тайное знание низа касалось тумана, подземных вод, болот, ударов молнии, землетрясений, ночи, лунного света и луны.

К категориям тайного знания громкого и безмолвного относились манипуляции звуком и тишиной. Практики движущегося и покоящегося были связаны с мистическими аспектами движения и неподвижности.

Я спросил не может ли дон Хуан привести пример какой-нибудь из упомянутых практик. Он сказал что за годы нашего общения демонстрировал мне их десятки раз. Я настаивал утверждая, что всё, сделанное им до сих пор, мне удавалось объяснить рационально.

Он не ответил. Казалось, он либо ужасно сердится на меня за мои вопросы, либо серьёзно задумался, подыскивая подходящий пример. Через некоторое время он улыбнулся и сказал, что видит очень удачный пример.

– Приём, который я имею в виду, нужно практиковать в мелководном потоке, – сообщил он. – Недалеко от дома Хенаро есть как раз такой, как нужно.

– Что я должен сделать?

– Достань зеркало средних размеров.

Эта его просьба меня удивила. Я заметил что древние толтеки вряд ли знали о зеркалах.

– Они не знали, – улыбнулся дон Хуан. – Это дополнение к технике, введённое моим бенефактором. Древнему видящему нужна была просто какая-нибудь отражающая поверхность.

Затем дон Хуан рассказал, что практический приём, о котором идёт речь, заключается в погружении на дно мелководного потока какой-нибудь яркой поверхности. Это может быть поверхность любого плоского предмета, способная хотя бы в некоторой степени отражать изображения.

– Я хочу, чтобы ты вставил зеркало средних размеров в прочную раму из листового металла, – объяснил дон Хуан. – Рама должна быть водонепроницаемой. Поэтому тебе придётся залить её смолой. И ты должен изготовить её собственными руками. Когда приготовишь зеркало, мы продолжим.

– А что будет, дон Хуан?

– Не будь таким нетерпеливым. Ты же просил привести пример практики древних толтеков. Я тоже как-то обратился к своему бенефактору с такой просьбой. Думаю, каждый просит об этом в определённый момент обучения. Мой бенефактор рассказывал, что он также когда-то просил привести пример. И его бенефактор – нагваль Элиас – привёл ему такой пример. Он, в свою очередь, привёл пример мне. Теперь я собираюсь привести пример тебе.

Когда бенефактор показал мне в качестве примера одну из практик, я не знал как это делается. Теперь я знаю. Когда-нибудь и ты узнаешь, как работает этот приём. Ты поймёшь, что за всем этим стоит.

Я решил, что дон Хуан хочет, чтобы я вернулся в Лос-Анжелес и там соорудил раму. Я заметил, что не смогу вспомнить его задания, если не останусь в состоянии повышенного осознания.

– В твоём замечании – две неувязки, – сказал дон Хуан. – Первая: ты не можешь оставаться в состоянии повышенного осознания. Находясь в нём, ты не способен функционировать адекватно, если только я, или Хенаро, или кто-то другой из воинов команды нагваля не будет тебя ежеминутно опекать, как это делаю я в настоящее время. И вторая неувязка: Мексика-то ведь не Луна. И тут тоже есть магазины скобяных товаров. Так что мы вполне можем съездить в Оахаку и купить всё необходимое.

На следующий день мы отправились в город и приобрели всё, что требовалось для изготовления рамы. За мизерную плату я собственноручно собрал её в слесарной мастерской. Даже не взглянув на неё, дон Хуан велел мне положить раму в багажник.

Вечером мы выехали и добрались до дома Хенаро на следующий день рано утром. Я поискал Хенаро. Его нигде не было. Казалось, дом пуст.

– Зачем Хенаро нужен этот дом? – поинтересовался я. – Ведь он живёт у тебя, верно?

Дон Хуан не ответил. Как-то странно взглянув на меня, он пошёл зажечь керосиновую лампу. Я остался один в тёмной комнате. Я чувствовал огромную усталость. Мне казалось, что это – результат долгой изнурительной поездки по горным дорогам. Захотелось прилечь. В темноте мне не было видно, куда Хенаро сложил циновки. Я споткнулся о них. Они лежали стопкой. И тут я вдруг обнаружил, что знаю, зачем Хенаро нужен этот дом. Хенаро опекал трёх учеников-мужчин: Паблито, Нестора и Бениньо. В этом доме они жили, когда находились в состоянии нормального осознания.

Я почувствовал лёгкость: усталость как рукой сняло. Дон Хуан принёс лампу. Я возбуждённо рассказал ему о своём озарении. Но он сказал что это не имеет значения, потому что скоро я всё забуду.

Он попросил показать зеркало. Ему понравилось – конструкция была лёгкой и в то же время прочной. Он обратил внимание на то, что алюминиевую раму для зеркала размером восемнадцать на четырнадцать дюймов я прикрепил к металлическому листу, служившему основой, стальными винтами.

– Рама моего зеркала была деревянной, – сказал дон Хуан. – Эта выглядит лучше. Моя была неуклюжей и слишком непрочной.

– А теперь я расскажу, что нам предстоит сделать, – продолжил он, закончив осматривать зеркало. – Или, наверное, лучше было бы сказать: что нам предстоит попытаться сделать. Вдвоём с тобой мы должны будем положить зеркало на поверхность воды в ручье неподалёку от дома. Ручей достаточно широк и глубина в нём достаточно невелика – как раз то, что нам необходимо.

Идея состоит в следующем: позволить текучести воды давить на нас и унести нас прочь.

Прежде, чем я успел сделать по этому поводу замечание или задать вопрос, он напомнил мне, как в прошлом я уже использовал похожий ручей и добился поразительных успехов в работе с восприятием. Дон Хуан имел в виду пост-эффекты приёма галюциногенных растений. Я испытывал их несколько раз, лёжа в воде оросительной канавы дома дона Хуана в Северной Мексике.

– Ты попридержи свои вопросы до того, как я объясню тебе, что видящие знали об осознании, – велел он. – Тогда всё, что мы делаем, предстанет перед тобой в совершенно ином свете. Но сперва вернёмся к нашей задаче.

Мы подошли к ручью. Дон Хуан выбрал место с плоскими камнями и сказал, что глубина в этом месте вполне соответствует нашим целям.

– Что должно произойти? – спросил я, охваченный возбуждением.

– Не знаю. Я знаю только, что мы попытаемся сделать. Мы будем держать зеркало очень осторожно, но очень крепко. И аккуратно положим его на поверхность воды. А потом позволим ему погрузиться под воду. После этого мы будем удерживать зеркало на дне. Я пощупал дно. Между камнями есть промежутки, в которые поместятся пальцы. Так что мы сможем держать зеркало как следует.

Дон Хуан велел мне сесть на корточки на плоском камне, торчавшем из воды посередине спокойного ручья, и держать зеркало обеими руками за одну сторону, взявшись почти у самых его углов. Сам он опустился на корточки напротив меня, держа зеркало точно так же, как я. Погрузив руки в воду почти по локоть, мы опустили зеркало на дно.

Дон Хуан приказал избавиться от мыслей и созерцать поверхность зеркала. Снова и снова он повторял, что весь фокус в том, чтобы не думать вообще. Слабое течение слегка искажало отражения наших лиц. После нескольких минут устойчивого созерцания зеркала мне показалось, что изображения наших лиц постепенно сделались яснее. А само зеркало увеличилось в размерах и занимало по меньшей мере примерно квадратный ярд. Течение как бы остановилось, а зеркало стало видно так чётко, как будто оно лежало на самой поверхности воды. Ещё более странное впечатление производила необычайная чёткость наших отражений. Изображение моего лица было словно увеличенным, причём не в размерах, а по степени фокусировки. Я даже видел поры на коже лба.

Дон Хуан шёпотом велел не сосредотачивать взгляд на его или моих глазах, а позволить ему свободно блуждать, не цепляясь ни за какие детали наших отражений.

– Смотри пристально, но не фиксируй взгляд! – снова и снова настойчиво шептал он.

Я сделал то, что он велел не переставая думать о кажущейся противоречивости этого указания. И в этот момент что-то изнутри меня оказалось как бы пойманным в зеркале, и то, что выглядело противоречивым, обрело смысл.

«Оказывается, можно смотреть пристально, но не фиксировать взгляд!» – подумал я. И в миг, когда была сформулирована эта мысль, возле наших с доном Хуаном голов появилась ещё одна. Эта голова была в нижней части зеркала слева от меня.

Я задрожал всем телом. Дон Хуан шепнул мне, чтобы я успокоился и не выказывал ни страха, ни удивления. Потом он снова велел мне смотреть пристально, но без фиксации созерцая пришельца. Я не задохнулся и не выпустил из рук зеркало, но чего мне это стоило! Тело тряслось от макушки до пят. Дон Хуан снова зашептал, веля мне взять себя в руки. Он несколько раз слегка толкнул меня плечом.

Я медленно приходил в себя, обретая контроль над своим страхом. Я глядел на третью голову, и постепенно до меня дошло – голова не человеческая. Это не была также и голова животного. И вообще это была не голова. Это была некая форма, лишённая внутренней подвижности. Когда мысль об этом пришла мне в голову, я вдруг мгновенно осознал, что думаю вовсе не я. Более того, осознание этого не было мыслью. На мгновение я пришёл в неописуемое замешательство, а потом мне стало ясно нечто непостижимое. Мысли были голосом, звучавшим у меня в ушах!

– Я вижу! – заорал я по-английски, не издав при этом ни звука.

– Да, ты видишь, – произнёс голос по-испански.

Я почувствовал, что охвачен силой, которая сильнее меня. Мне не было больно ни физически, ни духовно. Я знал без тени сомнения – ведь так сказал голос, – что мне не удастся нарушить хватку этой силы ни волевым, ни физическим усилием. Я знал, что умираю. Я автоматически поднял глаза, чтобы посмотреть на дона Хуана, и в миг, когда взгляды наши встретились, сила отпустила меня. Я был свободен. Дон Хуан улыбался мне так, словно знал в точности, через что мне пришлось пройти.

Я осознал, что стою. Дон Хуан держал зеркало за край, повернув его так, чтобы стекала вода.

В молчании мы вернулись в дом.

– Древние толтеки были буквально околдованы своими находками, – сказал дон Хуан.

– Я их прекрасно понимаю, – отозвался я.

– Я тоже, – согласился дон Хуан.

Охватившая меня сила была настолько мощной, что на несколько часов лишила меня способности разговаривать и даже мыслить. Я был словно заморожен полнейшим отсутствием возможности совершать волевые усилия. Я уже начал оттаивать, но очень медленно и понемногу.

– Без каких бы то ни было целенаправленных действий с нашей стороны, – продолжил дон Хуан, – данный приём древних толтеков разделился для тебя на две части. С помощью первой ты в достаточной степени познакомился с тем, что при этом происходит. А с помощью второй мы попробуем добиться того, к чему собственно стремились древние толтеки.

Я спросил:

– Но что происходило на самом деле, дон Хуан?

– Существует два варианта объяснения. Сначала я изложу тебе версию древних видящих. Они полагали, что отражающая поверхность, будучи погружённой в воду, увеличивает силу воды. Они имели обыкновение созерцать водные объекты. Отражающая поверхность служила им средством ускорения процесса. Древние видящие считали, что наши глаза являются ключом для входа в неизвестное. Созерцая воду, они позволяли глазам открыть путь.

Затем дон Хуан рассказал, что древние видящие заметили: влажность воды только увлажняет и пропитывает, а вот текучесть – перемещает. Тогда они предположили, что текучесть воды есть устремление к поиску иных уровней бытия, лежащих ниже того, в котором пребываем мы. Согласно их верованиям, вода дана нам не только затем, чтобы поддерживать жизнь, но также и в качестве связующего звена, тропы, ведущей к нижележащим уровням.

– А там много уровней бытия? – спросил я.

– Древние видящие насчитали семь, – ответил дон Хуан.

– А тебе эти уровни известны, дон Хуан?

– Я – видящий нового цикла и, следовательно, смотрю на всё это несколько иначе, – сказал он. – Я просто стараюсь показать тебе, что делали древние видящие, и рассказать, во что они верили.

Мои взгляды отличаются от взглядов древних видящих. Но это вовсе не значит, что их практики были ущербными. Неправильными были интерпретации, однако истины, в которые верили древние видящие, имели для них вполне практическое значение. В случае, например, с практиками воды древние толтеки были убеждены, что текучесть воды способна телесно трансформировать человека нашего уровня на любой из семи нижележащих, а также переносить сущность человека в пределах нашего уровня в любом направлении вдоль потока воды. Соответственно, они пользовались текущей водой для перемещения в нашем уровне, а водами глубоких озёр и водных источников для погружения в глубины.

Приём, который я тебе показываю, преследует двойственную цель. Во-первых, древние видящие применяли его, чтобы с помощью текучести воды перенестись на первый из нижележащих уровней. Во-вторых, он позволял толтекам лицом к лицу встретиться с живыми существами, на этом уровне обитающими. Помнишь ту форму, которая появилась в нашем зеркале? Похожую на голову? Это и было одно из этих существ. Оно приходило на нас взглянуть.

– Получается, они реально существуют! – воскликнул я.

– Ну разумеется, – подтвердил дон Хуан.

Он сказал, что древние видящие совершили роковую ошибку, настойчиво стараясь не отходить от своих магических процедур. Однако это не снимает ценности сделанных ими находок. Так, например, они обнаружили, что самый верный способ встретиться с одним из существ нижних уровней заключается в использовании водного объёма. Причём величина этого объёма значения не имеет – и океан, и небольшой пруд одинаково хороши и служат одной и той же цели. Дон Хуан выбрал мелкий ручей только потому, что не любил ходить мокрым. Тот же результат мы могли получить, воспользовавшись озером или большой рекой.

– Представители иного типа жизни приходят на зов человека, чтобы выяснить, в чём дело, – продолжил дон Хуан. – Приём толтеков подобен стуку в дверь, за которой эти существа обитают. Древние видящие говорили, что светлая поверхность на дне служит и приманкой, и окном. Люди и существа нижнего уровня встречаются, подойдя к этому окну.

– Не это ли произошло со мной вчера? – поинтересовался я.

– Древний видящий сказал бы, что вчера ты был втянут силой воды и силой первого уровня. И, кроме того, попал под магнетическое влияние существа, глядевшего на тебя через окно.

– Но в ушах моих звучал голос, и он говорил, что я умираю, – сказал я.

– Голос был прав. Ты умирал, и ты наверняка умер бы, если бы меня не было рядом. В этом – опасность толтекских практик. Они исключительно эффективны, но в большинстве случаев смертельны.

Я сказал, что, хотя мне и стыдно в этом признаться, я был в ужасе. Я видел эту штуку в зеркале и я ощущал охватившую меня силу, и это явно было чересчур...

– Мне бы, конечно, не хотелось заставлять тебя тревожиться, однако пока ещё с тобой ничего не произошло, – сказал дон Хуан. – И если дело пойдёт так же, как было в моём случае, тебе следует приготовиться к самому жестокому шоку в твоей жизни. И лучше тебе перетрусить сейчас, чем умереть от испуга завтра.

В уме у меня крутилось множество вопросов. Но выговорить хотя бы один из них я не сумел – настолько жуткий страх охватил меня. В горле стоял такой огромный ком, что я не мог сглотнуть слюну. Дон Хуан хохотал до тех пор, пока не закашлялся. Лицо его побагровело. Наконец, ко мне вернулся дар речи. Я начал задавать вопросы, ответами на которые были новые приступы смеха вперемешку с кашлем.

Наконец, дон Хуан произнёс:

– Ты представить себе не можешь, насколько всё это мне смешно. Я смеюсь вовсе не над тобой, а над ситуацией. В своё время бенефактор заставил меня через всё это пройти. И, глядя на проявления твоих эмоций, я не могу не узнавать самого себя.

Я пожаловался на тошноту. Дон Хуан успокоил меня, сказав, что это – нормально. В данном случае испуг – вещь совершенно естественная. Пытаться же контролировать страх – неправильно и бессмысленно. Древние видящие пытались подавлять страх даже тогда, когда пугались до безумия. На этом они и попались. Они не желали отказываться ни от своих поисков, ни от удобных конструкций. Вместо этого они контролировали страх.

– А что мы будем делать с зеркалом дальше? – спросил я.

– Воспользуемся им, чтобы организовать твою встречу с тем существом, которое ты созерцал вчера. Лицом к лицу.

– Что же происходит при такой встрече?

– Просто одна форма жизни – человеческая – встречается с другой. В нашем случае древний видящий сказал бы, что ты встретился с существом первого уровня текучести воды.

Как объяснил далее дон Хуан, древние видящие полагали, что семь нижележащих уровней – это уровни текучести воды. Поэтому источники имели для них огромнейшее значение. Ведь толтеки думали, что в источнике имеет место обратная текучесть, направленная из глубины к поверхности, и существа нижележащих уровней – то есть иные формы жизни – пользуются ею, чтобы подниматься в наш план бытия, разглядывать нас и за нами наблюдать.

– И в этом смысле древние видящие не ошибались, – продолжал дон Хуан. – Более того, они попали прямо в точку. Существа, которых новые видящие называют союзниками, действительно появляются возле водных источников.

– А то создание в зеркале было союзником? – поинтересовался я.

– Разумеется. Но не таким, какой может быть использован. Традиция использования союзников – я уже рассказывал тебе о ней – берёт начало непосредственно от древних видящих. С помощью союзников толтеки совершали чудеса, но всё это оказывалось бессильным перед лицом реального врага – человека.

– Поскольку эти существа – союзники, они, должно быть, очень опасны, – предположил я.

– Настолько же, насколько опасны мы – люди. Не более и не менее.

– Они способны нас убивать?

– Непосредственно – нет. Но до смерти испугать – безусловно. Они могут пересекать границу самостоятельно. А могут просто подойти к окну. Как ты, наверное, уже понимаешь, древние толтеки тоже не останавливались перед окном, находя странные способы проникновения за него, вниз.

Вторая стадия практики была очень похожа на первую. Всё шло по той же самой схеме, правда, на то, чтобы расслабиться и прекратить внутренний диалог, мне потребовалось примерно вдвое больше времени, чем в первый раз. Когда это было сделано, отражения наших с доном Хуаном лиц мгновенно прояснились. Примерно час я созерцал зеркало, блуждая взглядом от его отражения к своему и обратно. Я был готов к тому, что союзник может появиться в любой миг, но ничего не происходило. У меня уже болела шея и ныла спина, ноги онемели. Я хотел было опуститься на камень коленями, чтобы несколько уменьшить боль в пояснице. Но дон Хуан прошептал, что в миг, когда появится союзник, ощущение дискомфорта улетучится. И он оказался абсолютно прав. Шок, который я испытал, увидев появившуюся у края зеркала округлую форму, моментально избавил меня от неудобств.

– Что делать дальше? – шёпотом спросил я.

– Расслабься и ни на чём не фокусируй взгляд, – ответил дон Хуан. – Наблюдай за всем, что появляется в зеркале. Созерцай без фиксации.

Я подчинился. Я бегло взглядывал на всё, что виднелось в зеркале.

В ушах раздавался специфический звон. Дон Хуан сказал, что, если я почувствую необычную силу, которая начнёт меня охватывать, я должен вращать глазами по часовой стрелке, но ни в коем случае мне не следует поднимать глаза и смотреть на него.

Через мгновение я обнаружил, что отражение в зеркале состоит уже не только из наших с доном Хуаном голов и округлой формы. Поверхность зеркала потемнела и покрылась яркими пятнами фиолетового света. Они увеличивались. Там были также пятна сверкающей черноты. Потом всё это превратилось в картинку, похожую на плоское изображение облачного неба в лунную ночь. Вдруг все детали изображения стали резкими, картина пришла в движение. Теперь это была трёхмерная перспектива глубины, от которой захватывало дух.

Я осознал, что нет никакой возможности противостоять немыслимой притягательности этого зрелища. Оно начало всасывать меня.

Дон Хуан яростно зашептал, приказывая мне вращать глазами, чтобы не погибнуть. Я подчинился, и тут же почувствовал облегчение. Я снова различал наши отражения и союзника. Потом союзник исчез и снова появился на другом краю зеркала.

Дон Хуан приказал держать зеркало изо всех сил, сохранять спокойствие и не делать резких движений.

– Что сейчас будет? – прошептал я.

– Союзник попытается выйти, – был ответ.

Стоило ему это произнести, как я тут же почувствовал мощный рывок. Что-то дёргало меня за руки. Рывок был из-под зеркала. Словно некая всасывающая сила создавала равномерное давление по всей поверхности рамы.

– Держи зеркало крепко, но смотри, не разбей, – велел дон Хуан.

Сопротивляйся всасывающей силе. Не позволяй союзнику затянуть зеркало слишком глубоко.

Сила, которая тянула нас вниз, была огромна. Я чувствовал, что пальцы мои либо вот-вот оторвутся, либо их размажет по камням. В какой-то момент мы оба потеряли равновесие, и нам пришлось сойти с камней прямо в воду. Ручей был очень мелким, но вокруг рамы зеркала творилось такое и сила ударов союзника была столь пугающей, что у меня возникло ощущение, будто мы боремся со стихией посреди огромной реки. Вода вокруг наших ног бешено бурлила. Однако изображения в зеркале оставались чёткими и неискажёнными.

– Смотри! – воскликнул дон Хуан. – Идёт!

Биения сменились мощными толчками снизу. Что-то ухватилось за край зеркала. Не за внешний край – за него держались мы, – а изнутри стекла. Как-будто поверхность стекла в самом деле была открытым окном, и что-то или кто-то пытался выкарабкаться сквозь него.

Мы отчаянно сражались. Мы толкали зеркало вниз, когда сила выжимала его наверх, мы тянули на себя, когда оно вжималось в дно. Согнувшись, мы топтались вокруг него, медленно удаляясь от исходной точки вниз по течению. Глубина увеличивалась, на дне появились скользкие камни.

– Теперь давай вытащим зеркало из воды и вытряхнем союзника, – предложил дон Хуан хриплым голосом.

Тем временем биения и громкий плеск не прекращались. Со стороны это выглядело так, словно мы голыми руками поймали огромную рыбину и она яростно бьётся.

Тут мне пришло в голову, что зеркало, по сути, – это люк. А странная штуковина внутри пытается выбраться сквозь него наружу. Всем своим огромным весом она навалилась на край люка, отодвинув в сторону наши с доном Хуаном отражения. Она была весьма внушительных размеров, и наших отражений не стало видно вообще. Я различал только некую массу, пытавшуюся протиснуться сквозь люк наружу.

Зеркало теперь уже не лежало на дне. Мои пальцы не были прижаты к камням. Нашими усилиями с одной стороны и рывками союзника с другой зеркало удерживалось примерно посредине между дном и поверхностью воды. Дон Хуан сказал что сейчас он отпустит зеркало и быстро просунет под него вытянутые руки, и что я должен сделать то же самое и за его руки ухватиться. Тем самым мы увеличим рычаг и сможем приподнять зеркало на предплечьях. Когда дон Хуан отпустил зеркало, оно наклонилось в его сторону. Я быстро просунул под зеркало свои руки, чтобы там схватить руки дона Хуана, но под зеркалом не оказалось ничего. Я на секунду замешкался, и этого было достаточно, чтобы зеркало вырвалось у меня из рук.

– Держи его! Держи! – завопил дон Хуан.

Я поймал зеркало за миг до того, как оно опустилось на камни. Я поднял зеркало, вытащив его из воды, но сделал это недостаточно быстро. Вода была похожа на клей. Вместе с зеркалом я вытащил кусок какой-то резиноподобной массы. Эта масса просто выдернула зеркало у меня из рук и уволокла обратно в воду.

С чрезвычайной ловкостью дон Хуан поймал зеркало и за край без видимых усилий поднял его из воды.

Никогда в жизни я не испытывал подобных приступов меланхолии. Это была какая-то безосновательная печаль, мне казалось, она связана с памятью о глубинах, которые я видел сквозь зеркало. Бесконечная ностальгия по этим глубинам смешивалась в моей печали с абсолютным страхом перед холодом беспредельного одиночества, которым оттуда веяло и от которого в жилах застывала кровь.

Дон Хуан заметил, что для воина совершенно естественно испытывать печаль без каких бы то ни было явных причин. Видящие говорят, что светящееся яйцо как поле энергии начинает чувствовать окончательность своего предназначения, едва лишь нарушены границы известного. Одного краткого взгляда на вечность за пределами кокона достаточно для разрушения того чувства внутренней благоустроенности, которое даёт нам инвентаризация. В результате возникает меланхолия, настолько сильная, что может даже привести к смерти.

Дон Хуан объяснил, что лучшим средством для избавления от меланхолии является смех. И он в шутливом тоне прокомментировал поведение моего первого внимания, сказав, что оно изо всех сил старается восстановить привычный порядок вещей, нарушенный моим контактом с союзником. Поскольку восстановить порядок рациональными способами не удаётся никак, первое внимание сосредотачивает свою силу на чувстве печали.

Я сказал дону Хуану, что моя меланхолия вызвана вполне реальным фактом. Можно сколько угодно идти у неё на поводу, смеяться над ней, впадать в уныние, но всё это не будет иметь ничего общего с тем чувством одиночества, которое возникает при воспоминании о немыслимых глубинах.

– Наконец-то! Кое-что начинает до тебя доходить, – отозвался он. – Ты прав. Нет более глубокого одиночества, чем одиночество вечности. И нет ничего более уютного и удобного для нас, чем быть человеческими существами. Вот тебе ещё одно противоречие: как, оставаясь человеком, радостно и целеустремлённо погрузиться в одиночество вечности? Когда тебе удастся решить эту головоломку, ты будешь готов к решающему путешествию.

И тут мне вдруг с полной определённостью стала ясна причина моей печали. Это было ощущение, которое приходило вновь и вновь, исчезая бесследно и не оставляя даже воспоминания о себе. Я понял, что так будет всегда – это будет уходить и я буду забывать об этом до тех пор, пока вновь не вспомню о ничтожности человека в сравнении с необъятностью той вещи-в-себе, отражение которой я видел в зеркале.

– Воистину, человеческие существа ничтожны, дон Хуан, – произнёс я.

– Я совершенно точно знаю, о чём ты думаешь, – сказал он. – Совершенно верно, мы – ничтожны. Однако именно в этом и состоит наш решающий вызов. Мы – ничтожества – действительно способны встретиться лицом к лицу с одиночеством вечности.

Он резко сменил тему, прервав меня на полуслове и не дав задать следующий вопрос. Речь пошла о нашем поединке с союзником. Дон Хуан сказал, что, во-первых, борьба с союзником была нешуточной. Конечно, вопрос жизни и смерти в ней не решался, но и развлечением она тоже не была.

– Мой выбор пришёлся на этот приём, – продолжал он, – потому что мой бенефактор показывал мне именно его. Когда я обратился к нему с просьбой продемонстрировать какую-нибудь практику из арсенала древних видящих, он чуть не лопнул от смеха: моя просьба напомнила ему его собственный опыт. Ведь его бенефактор нагваль Элиас в своё время продемонстрировал ему ту же самую практику, причём сделал это весьма жёстко.

Дон Хуан сказал что рама, которую изготовил он для своего зеркала, была деревянной. Поэтому следовало бы попросить меня соорудить свою тоже из дерева. Но ему хотелось посмотреть, что получится, если рама окажется прочнее, чем была его рама или рама, сделанная его бенефактором. И та, и другая сломались, и в обоих случаях союзнику удавалось выбраться наружу.

Дон Хуан рассказал, что во время его поединка с союзником тому удалось оторвать раму от зеркала. Они с бенефактором остались стоять с деревянными обломками в руках, а союзник уволок зеркало на дно и выбрался из него наружу.

Бенефактор дона Хуана знал чего следует ожидать. Пока союзник остаётся отражением в зеркале, он не выглядит по-настоящему страшным, поскольку виден только как форма, некая неопределённая масса. Но стоит союзнику выбраться наружу, как с ним возникают сложности. Во-первых, вид у него действительно устрашающий, а во-вторых, он ужасно надоедлив. Дело в том, что союзникам, покинувшим свой уровень, очень трудно вернуться обратно. Кстати, так же обстоит дело с людьми. Вероятность того, что видящий, отправившись на тот уровень, где обитают союзники, никогда больше здесь не объявится, обычно очень велика.

– Союзник разбил моё зеркало, – рассказал дон Хуан. – И окна, сквозь которое он мог бы вернуться на свой уровень, не стало. Поэтому он увязался за мной. Перекатываясь по земле, он по-настоящему за мной погнался. Дико вопя от ужаса, я ринулся прочь. Я на четвереньках вскарабкался на скалы, как одержимый носился вверх-вниз по склонам холмов. Союзник не отставал держась в нескольких дюймах позади меня.

Бенефактор дона Хуана бежал за ним, но, будучи уже очень старым, не мог долго выдерживать такой темп. Однако он догадался крикнуть дону Хуану, чтобы тот бегал взад-вперёд, а он тем временем будет принимать необходимые для избавления от союзника меры. Он кричал что сейчас разведёт костёр, дон Хуан же должен бегать по кругу. И бенефактор взялся за дело. Дон Хуан, сходя с ума от страха, носился вокруг холма, а бенефактор собирал хворост.

Дон Хуан признался, что, когда он бегал по кругу, в уме его шевельнулась мысль насчёт того, что бенефактор попросту развлекается, наслаждаясь всей этой историей. Ведь дону Хуану было известно: его бенефактор – воин, способный извлечь удовольствие из любой немыслимой ситуации. Чем плоха та, в которой они оказались? Был момент, когда дон Хуан так разозлился на бенефактора, что союзник прекратил преследование. Дон Хуан даже остановился и прямо обвинил бенефактора в злобных намерениях. Тот ничего не ответил но с выражением дикого ужаса на лице взглянул мимо дона Хуана на союзника, маячившего над ними. Дон Хуан тут же забыл о своём праведном гневе и опять принялся накручивать круги.

– Мой бенефактор был поистине дьявольским стариканом, – со смехом продолжал дон Хуан. – Он научился смеяться внутри. По лицу его ничего нельзя было заметить. Он мог притворяться, что плачет или злится, а на самом деле – смеялся. И в тот день, пока союзник продолжал гонять меня по кругу, бенефактор стоял и произносил речь, в которой опровергал выдвинутое мною обвинение. Он говорил долго, но я, пробегая мимо, слышал лишь обрывки фраз. Покончив с этой речью, бенефактор завёл ещё один длинный разговор о том, как много хвороста ему предстоит собрать, ведь союзник большой, а огонь по величине должен быть таким же, как сам союзник, иначе ничего не получится.

– Только благодаря безумному ужасу мог я продолжать свой бег. В конце концов бенефактор, должно быть, понял что я вот-вот упаду и умру от переутомления. Тогда он развёл костёр, за пламенем которого спрятал меня от союзника.

Всю ночь они просидели у костра. Худшими были минуты, когда бенефактор уходил за хворостом, и дон Хуан оставался в одиночестве. Ему было так страшно, что он поклялся Господу оставить путь знания и сделаться фермером.

– Поутру, когда последние капли энергии покинули меня, союзнику удалось толкнуть меня в костёр, и я получил сильные ожоги, – добавил дон Хуан.

– А что случилось с союзником? – спросил я.

– Бенефактор никогда мне об этом не рассказывал – ответил он. – Но у меня такое чувство, что тот по-прежнему бесцельно слоняется где-то, пытаясь отыскать дорогу обратно.

– А как насчёт твоей клятвы Господу?

– Бенефактор сказал что по этому поводу я могу не волноваться. Обещание было хорошим, но я тогда ещё не знал что выслушивать подобные обещания некому, потому как Бога-то нет. Есть только эманации Орла, а им давать обещания невозможно.

– Ну, а если бы союзник тебя поймал что тогда?

– Возможно, я бы умер от испуга, – ответил дон Хуан. – Если бы я знал что происходит после того, как тебя поймает союзник, я позволил бы ему меня поймать. Ведь я тогда был безрассуден. Когда союзник тебя ловит, ты либо умираешь от разрыва сердца, либо вступаешь с ним в борьбу. В последнем случае, пометавшись немного в притворной свирепости, союзник быстро теряет всю свою энергию. Союзник ничего не может с нами сделать. Так же, впрочем, как и мы – с ним. Ведь нас разделяет пропасть.

Древние видящие считали, что в момент, когда энергия союзника истощается, он отдаёт свою силу человеку. Тоже мне, сила! У древних видящих союзники буквально из ушей лезли, но сила их не стоила ничего.

Дон Хуан объяснил что и в этом случае новым видящим пришлось вносить ясность. Они обнаружили, что в зачёт идёт только одно – безупречность, то есть количество свободной энергии. Действительно известны случаи, когда союзники спасали видящих. Но дело здесь вовсе не в защитной силе союзников. Просто люди, благодаря своей безупречности, могли воспользоваться энергией, принадлежащей иным формам жизни.

Кроме того, новым видящим удалось внести ясность в самый важный момент из всего, что касается союзников. Они определили, чем отличаются пригодные для использования союзники от непригодных. Союзники, которых невозможно использовать, а таких – несметные множества, это те, чьи внутренние эманации не соответствуют никаким из внутренних эманации человека. Их эманации отличаются от наших настолько сильно, что делают этих союзников совершенно бесполезными. Но есть и другие союзники, отдельные внутренние эманации которых соответствуют некоторым из наших. Правда, встречаются такие союзники чрезвычайно редко.

– Как человек может использовать союзников этого типа? – спросил я.

– Пожалуй, слово «использовать» здесь не совсем подходит, – ответил дон Хуан. – Я бы сказал что между человеком и союзником происходит честный обмен энергией.

– Каким образом?

– Энергия передаётся по совпадающим эманациям, – объяснил дон Хуан. – Ты, конечно, понимаешь, что эманации человека, соответствующие эманациям союзника, находятся в левосторонней части осознания, которую обычный человек никогда не использует. Поэтому в рациональном мире правостороннего осознания места союзникам не находится.

Дон Хуан сказал что совпадающие эманации дают основу для контакта между человеком и союзником. По мере углубления знакомства связь становится более тесной. И обе формы жизни уже могут извлечь из этого пользу. Видящего обычно интересует эфирное качество союзника, которое делает последнего замечательным разведчиком и охранником. Союзника же интересует более мощное энергетическое поле человека, с помощью которого союзник иногда может материализоваться.

Опытные видящие манипулируют общими эманациями до тех пор, пока не добиваются полной фокусировки. И тогда происходит обмен. Древние видящие не понимали сути этого процесса и разработали сложные приёмы созерцания, предназначенные для погружения в глубины; которые я видел в зеркале.

– В своих погружениях древние видящие пользовались одним весьма замысловатым приспособлением, – продолжал дон Хуан, – верёвкой особого плетения, которой они обвязывались вокруг талии. Мягкий утолщённый конец верёвки пропитывали каучуком и придавали ему такую форму, чтобы он плотно вставлялся в пупок наподобие пробки. При каждом погружении видящий прибегал к услугам одного или нескольких ассистентов, задачей которых было держать верёвку, пока видящий странствовал в своём созерцании. Естественно, непосредственное созерцание глубокого чистого пруда или озера – вещь намного более ошеломляющая и опасная, чем то, что мы делали с зеркалом.

– Они что, действительно погружались телесно? – спросил я.

– Человек способен на удивительнейшие действия, – заверил меня дон Хуан. – Особенно тот, который умеет управлять осознанием. И хотя древние видящие и избрали неверный путь, в своих путешествиях в глубины они встречали дивные чудеса. Такая вещь, как встреча с союзником, была для них делом совершенно обычным.

Конечно, теперь ты уже понимаешь, что глубины – выражение фигуральное. Никаких глубин в действительности не существует. Есть только управление осознанием. Однако этого древние видящие так и не поняли.

Я сообщил дону Хуану, что на основании его рассказа о встрече с союзником и моего собственного субъективного впечатления от ощущения силы бьющегося в воде союзника пришёл к выводу, что союзники весьма агрессивны.

– Нет, на самом деле они не агрессивны, – сказал он. – И дело здесь не в том, что у них для агрессивности не хватает энергии, а скорее в том, что их энергия – несколько иного типа. Союзники больше похожи на электрический ток. А существа органические – на тепловые волны.

– Тогда почему же союзник так долго за тобой гонялся, дон Хуан?

– В этом нет никакой загадки. Союзников привлекают эманации. И больше всего им нравится животный страх. Когда существо его испытывает, выделяется энергия наиболее подходящего союзникам типа. Внутренние эманации союзников подпитываются энергией животного страха. Поскольку мой страх не ослабевал, союзник повсюду следовал за ним. Вернее, союзник поймался на мой страх и не мог оторваться.

Затем дон Хуан рассказал, что отношение союзников к животному страху было открыто древними видящими. Этот тип страха нравится союзникам больше всего на свете, и древние видящие доходили даже до таких крайностей: они специально насмерть пугали людей, чтобы подкормить своих союзников. Древние видящие были убеждены в том, что союзники испытывают вполне человеческие чувства. Однако новые видящие увидели, что это не так. Союзников привлекает только энергия, высвобождаемая эмоциями. И не важно, будет ли это любовь, ненависть или печаль – всё работает одинаково эффективно.

Дон Хуан добавил, что, почувствуй он любовь по отношению к тому союзнику, тот всё равно последовал бы за ним. Правда, характер преследования был бы несколько иным. Я поинтересовался, прекратил бы союзник погоню, если бы дону Хуану удалось обрести контроль над своим страхом. Дон Хуан ответил, что в контроле над страхом заключался приём, которым пользовались древние видящие. Они настолько им овладели, что даже научились произвольно генерировать страх. Чтобы постоянно держать своих союзников на привязи, они ловили их на свой собственный страх и постоянно подпитывали, выдавая его порциями.

– Древние видящие были ужасными людьми, – продолжал дон Хуан. – Впрочем, прошедшее время здесь неуместно. Они ужасны и по сей день. Они одержимы властью, они жаждут владеть и повелевать всем и всеми.

– Даже сейчас, дон Хуан? – спросил я, пытаясь заставить его продолжить рассказ.

Но он сменил тему, сказав, что я упустил потрясающую возможность – быть напуганным сверх всякой меры. То, что я залил щели между рамой и поверхностью зеркала смолой, несомненно не позволило воде затечь под зеркало. И это сыграло решающую роль: союзнику не удалось разбить зеркало.

– Очень плохо, – сказал дон Хуан. – Может быть, он бы тебе даже понравился. Кстати, во второй раз приходил не тот, который был в первый. Второй идеально тебе подходил.

– А у тебя самого есть собственные союзники, дон Хуан?

– Ты ведь знаешь. У меня есть союзники моего бенефактора. Правда, я не могу сказать, что отношусь к ним так же, как относился он. Он был тихим, но очень страстным человеком и с готовностью отдавал всё, чем обладал включая собственную энергию. Он любил своих союзников и без особых проблем позволял им пользоваться его энергией для того, чтобы материализоваться. Один из них даже мог принимать уродливую человекообразную форму.

Потом дон Хуан сказал, что, не испытывая особого пристрастия к союзникам, он никогда не давал мне по-настоящему почувствовать, что они из себя представляют. Зато ему самому бенефактор в полном объёме продемонстрировал их возможности за то время, пока лечил его рану. Началось всё с мысли о том, что его благодетель – человек со странностями. Едва избежав когтей мелкого тирана, дон Хуан, как ему показалось, угодил в другую ловушку. Он решил несколько дней выждать, пока силы вернутся к нему, а затем сбежать, когда старика не будет дома. Но старик, видно, прочёл его мысли, и в один прекрасный день в очень доверительном тоне шёпотом сказал дону Хуану, что тот должен поправиться как можно скорее, чтобы они вдвоём смогли ускользнуть от страшного человека, который терроризировал старика. Затем, дрожа от страха и бессилия, старик распахнул дверь, и в комнату ввалился чудовищный человек с рыбьим лицом. Выглядело это так, словно он всё время стоял за дверью и подслушивал. Наружности он был неописуемо жуткой – серо-зелёный, с одним-единственным огромным немигающим глазом, а размером – с дверной проём. Дон Хуан признался, что от удивления и ужаса напился в тот день до бесчувствия, а на то, чтобы окончательно избавиться от этого наваждения, ему потребовалось несколько лет.

– А как твои союзники, дон Хуан? Они тебе полезны?

– Трудно сказать. В каком-то смысле я даже люблю союзников, которых передал мне бенефактор. Они способны на невероятную привязанность. Но я не могу постичь их. Бенефактор отдал мне их в качестве компании на тот случай, если я вдруг одиноко затеряюсь где-то в этой безбрежности среди эманации Орла.

←К оглавлению

Вверх

Далее


(наведите мышь)